Санкции — это не точечный удар, а расчетливый механизм, эффективность которого зиждется на монетарной инфраструктуре. Кто умеет управлять ставками, резервами и платёжными каналами — тот умеет и отражать внешние удары.
Публичная дискуссия о санкциях зачастую сводится к дипломатическим угрозам и громким запретам. Однако их подлинная сила не в запретах на импорт сыра или технологий, а в том, какие денежные рычаги лежат в их основе. Именно решения центральных банков, структура золотовалютных резервов и архитектура расчётных систем определяют: сработает ли санкционное давление или отскочит, как теннисный мячик от стены.
I. Санкции действуют, только если экономика зависима от чужих денег
Финансовая глобализация превратила денежные потоки в самое уязвимое место национального суверенитета. Когда государство интегрировано в долларовую или евроцентричную инфраструктуру, санкции получают экономический калибр.
Вспомним Иран. После введения санкций США в 2018 году объём его внешней торговли сократился почти на 70%. Причина не только в отказе компаний сотрудничать, а в невозможности провести расчёты в долларах, которые контролирует американская финансовая система. Международные банки просто не рискнули быть обвинёнными в обходе правил.
📊 Таблица 1. Уровень долларовой зависимости
| Страна | Доля внешней торговли в долларах (%) | Доля импорта в валюте санкционирующих стран (%) | Уровень санкционной уязвимости |
|---|---|---|---|
| Иран | 89% | 76% | Высокий |
| Россия (до 2022) | 87% | 70% | Высокий |
| Китай | 58% | 48% | Средний |
| Индия | 52% | 43% | Средний |
| Турция | 67% | 55% | Высокий |
Источник: IMF Trade Data, SWIFT Watch 2021–2023
Российский экспорт до 2022 года был почти полностью завязан на долларовые и евровые расчёты. И хотя сырьё покупали охотно, за него нельзя было ни получить оплату, ни хранить выручку в надёжных юрисдикциях — на это и был сделан расчёт.
II. Валютные резервы как цель — и как таран
Когда в марте 2022 года западные страны заблокировали около $300 миллиардов резервов Банка России, это стало прецедентом глобального масштаба. Такой удар был сопоставим по эффекту с внешним дефолтом: это не только снизило ликвидность системы, но и разрушило доверие к инерции накопления «подушки безопасности» в долларах и евро.
Резервы, ранее считавшиеся неприкасаемыми, превратились в инструмент давления. И это работает не только против России. Примером может служить Венесуэла, чьи золотые запасы в хранилищах Bank of England оказались недоступны после смены политической риторики Лондона. Ключевой урок: средства в чужих системах принадлежат вам — пока вы устраиваете хозяина этих систем.
📊 Таблица 2. Заморозка валютных резервов
| Страна | Объем резервов до санкций (млрд $) | Замороженные активы (млрд $) | Доля замороженных (%) | Последствия |
|---|---|---|---|---|
| Россия (2022) | 630 | 300 | 47,6% | Удар по ликвидности и FX-интервенциям |
| Венесуэла (2020) | 9,7 | 1,3 (золото в Лондоне) | 13,4% | Потеря доступа к золоту |
| Иран (2018) | 132 | 50+ | ~38% | Снижение резервной устойчивости |
| Афганистан (2021) | 9,5 | 9,5 | 100% | Полная блокировка управления |
Источник: World Bank, Reuters, Central Bank Reports
Ответ некоторых стран — диверсификация. По данным МВФ, доля доллара в мировых резервах за последние 20 лет снизилась с 71% до 58%. Китай, Индия, Турция — активно наращивают запасы золота и расширяют долю расчётов в национальных валютах.
III. Процентная ставка и эмиссия — не только про инфляцию
После объявления первых жёстких санкций в 2022 году Банк России в течение суток поднял ключевую ставку с 9,5% до 20%. Это, казалось бы, радикальное решение сыграло критически важную роль: резко сократился отток капитала, население приостановило панику, рубль остановил падение и через два месяца стабилизировался.
В этом — фундаментальный принцип: гибкая монетарная политика способна компенсировать даже резкие внешние удары. Пример Турции в этом смысле показателен с другой стороны: отказ Эрдогана от повышения ставок при 80% инфляции обернулся девальвацией лиры и обвалом доверия к банковской системе.
Важно не только управлять ставкой, но и грамотно дозировать эмиссию. Экстренная ликвидность — жизненно необходимый инструмент, но без контроля оборачивается гиперинфляцией. Именно баланс между ужесточением и поддержкой отличает профессиональный Центробанк от ручного регулятора.
IV. SWIFT — не просто провайдер, а точка уязвимости
Отключение российских банков от системы SWIFT стало ещё одним примером того, как инфраструктура расчётов становится оружием. Но важнее здесь то, что ответ последовал заранее: создание Системы передачи финансовых сообщений (СПФС) — российского аналога SWIFT — началось ещё в 2014 году, после первых волн санкций. На 2023 год к ней подключено более 500 участников, включая иностранные.
📊 Таблица 3. Сравнение расчётных систем
| Система | Страна/Блок | Год запуска | Кол-во участников (2023) | Внешний доступ | Назначение |
|---|---|---|---|---|---|
| SWIFT | Бельгия/глобал | 1973 | >11 000 | Глобальный | Международные переводы |
| СПФС | Россия | 2014 | ~500 | Ограниченный | Внутренние и дружественные расчёты |
| CIPS | Китай | 2015 | ~1400 | Да | Альтернатива SWIFT в юанях |
| BRICS Pay (проект) | BRICS | Ожидается | – | В стадии разработки | Унифицированная расчётная система |
Источник: Bank of Russia, PBOC, BRICS Secretariat
Китай пошёл дальше, развивая CIPS (China Interbank Payment System), и даже обсуждает создание платформы BRICS Pay. Но важнейший тренд — это цифровые валюты центробанков (CBDC). Цифровой юань уже тестируется в международных расчётах, цифровой рубль — в пилоте. Это не просто технологическая новинка, а стратегическая попытка выстроить новую инфраструктуру расчётов, независимую от санкционного контроля.
Вывод: монетарная автономия — основа выживания в санкционном мире
Санкции — это надстройка над монетарной системой. Они работают, когда страна уязвима в своей денежной архитектуре. Именно по этой причине в XXI веке вопрос о процентной ставке, валютных резервах и расчётной инфраструктуре стал вопросом национальной безопасности.
Для стран, подвергающихся санкциям, первые шаги очевидны:
- пересмотр структуры резервов в пользу золота и альтернативных валют;
- создание собственных расчётных систем;
- гибкая ставка и быстрая реакция ЦБ на внешний шок;
- развитие цифровых валют для международных операций.
Для инвесторов и предпринимателей из таких стран вывод не менее важен: доверять можно не обещаниям, а системам, где хранятся ваши активы и проходят ваши транзакции. А это — уже вопрос не финансовый, а стратегический.
Вопросы и ответы
❓ 1. Почему одни санкции «работают», а другие — нет?
👉 Эффективность санкций напрямую зависит от того, насколько страна встроена в международную финансовую систему. Если у государства высокая долларовая зависимость, значительные резервы в иностранных активах и слабая внутренняя монетарная политика, санкции оказывают куда более ощутимый эффект. В противном случае они теряют силу или действуют медленно.
❓ 2. Что важнее: физические ограничения (эмбарго) или финансовые?
👉 Финансовые ограничения зачастую оказываются мощнее. Заморозка резервов, отключение от SWIFT или запрет на долларовые транзакции мгновенно дестабилизируют валюту, кредитные потоки и доверие к экономике. Эмбарго же требует времени и обходных схем, поэтому его влияние более растянуто.
❓ 3. Может ли страна полностью защититься от санкций с помощью своей монетарной политики?
👉 Полностью — нет. Но умелое управление процентной ставкой, валютными резервами и расчётной инфраструктурой позволяет минимизировать ущерб, стабилизировать валюту и адаптироваться. Пример — реакция Банка России в 2022 году, когда ставка была резко повышена, а ликвидность поддержана.
❓ 4. Что делать странам, чтобы снизить санкционную уязвимость?
👉 Первоочередные шаги: диверсифицировать резервы (в золото, юань, дирхам), развивать собственные платёжные системы, уменьшать долларовую долю в торговле и внедрять цифровые валюты центробанков для международных расчётов. Это стратегический вопрос, а не только экономический.
❓ 5. Зачем Запад замораживает резервы, а не просто запрещает торговать?
👉 Заморозка резервов — это удар по сердцу финансовой системы страны. Это не просто запрет, а способ лишить центральный банк способности проводить валютные интервенции, стабилизировать курс и поддерживать рынок. Такой шаг оказывает психологическое и структурное давление одновременно.
Автор статьи
Я — Дмитрий Самарин, экономический обозреватель «Коммерция». Закончил факультет мировой экономики МГИМО, где впервые столкнулся с темой, которая до сих пор кажется мне ключом к пониманию современного мира — глобальные финансовые рычаги и их влияние на политику.
Сегодня я пишу о вещах, которые определяют повестку не хуже политических решений: от санкционных схем до архитектуры международных расчётов. Мои тексты публиковались в «Ведомостях», журнале «Эксперт», на платформе «РБК Pro» и в деловом Telegram-канале «Финансовая система». Я стараюсь говорить просто о сложном — особенно когда речь идёт о вещах, которые напрямую влияют на наши кошельки, курсы валют и устойчивость государств.
В этой статье я разбираю, как санкции на самом деле работают — не в заголовках, а в балансе центральных банков, механизмах SWIFT и в том, кто и где хранит свои резервы.